Если бы кто-то сказал Мэри Пикфорд, что судьба подарила ей встречу с величайшим деятелем кино XX века (Гриффит), это не произвело бы на нее ни малейшего впечатления. Она хотела просто немного подработать на студии «Байограф», а все остальное время проводить на Бродвее, где, по ее убеждению, ее ждали слава и богатство. Возможно, она мельком взглянула на отражение в окне здания, где располагалась студия «Байограф», большой вывески компании, находящейся на другой стороне улицы. Вывеска гласила: «Пошивочный центр Зингера». Запасной жизненный план Мэри был стать портнихой.
19 апреля 1909 года. «Вы актриса?» — спросил Гриффит. «Да, я актриса», — ответила Пикфорд, оскорбленная столь бесцеремонным началом беседы. «Есть ли у вас профессиональный опыт?» «Я десять лет играю в театре, а два последних года — у Дэвида Беласко». «Вы слишком маленькая и толстая, но, думаю, вы нам подойдете. Вы будете работать три дня в неделю и получать по пять долларов в день. За каждый дополнительный день вы будете получать еще по пять долларов». «Понимаете, мистер Гриффит, я настоящая актриса. Я играю серьезные роли на сцене театра Веласко. И мне нужны гарантированные двадцать пять долларов в неделю и доплата за сверхурочную работу». Она понравилась Гриффиту и вскоре стала получать 40 долларов в неделю.
Имена иноактеров никогда не мелькали в газетах и до 1910 года даже не фигурировали в выходных данных фильмов («Байограф» выжидала до 1913). Продюсеры полагали, что чрезмерная популярность артистов вела к росту их гонораров и давала им слишком много прав. Первый фильм Пикфорд назывался «Ее первые бисквиты»(1909). Мэри досталась незначительная роль. Когда вечером Мэри покидала студию, Гриффит остановил ее: «Вы согласны завтра сниматься в главной роли?». «Да, конечно, сэр!» Затем Гриффит спросил, что она знает о занятиях любовью. В 1909 году термин «заниматься любовью» означал всего лишь ухаживание — комплименты, флирт. Однако и это считалось вещами предосудительными. «Мне было пятнадцать лет, — вспоминала Пикфорд (на самом деле ей было семнадцать), — но я еще ни разу не ходила на свидания и не целовалась с мальчиками». Придя в себя, она заверила режиссера, что знает все об искусстве любви. Тогда Гриффит махнул рукой работнику, который нес по коридору столб из папье-маше. «Хорошо, Пикфорд, займитесь любовью со столбом». Мэри недоверчиво посмотрела на него. Гриффит нашел выход из положения. В этот момент из мужской гримерной вышел актер Оуэн Мур. Гриффит позвал его. «Мисс Пикфорд не хочет заниматься любовью с неодушевленным столбом, — сказал он актеру. — Посмотрим, сможет ли она делать это с вами». Мэри глубоко вздохнула, бочком подошла к Муру и, опустив голову, приникла к нему и прошептала: «Я тебя люблю». Гриффит поправил ее неловкие объятия и уткнул нос Мэри в костюм Мура. Она была значительно ниже своего партнера и выглядела очень беззащитной; Гриффиту понравилась ее девичья стыдливость. На следующий день, повязала свою кудрявую голову крестьянским платком и успешно сыграла любовную сцену в своем втором фильме «Скрипичный мастер из Кремоны» (1909). Позднее Оуэн Мур стал ее первым мужем. В 1909 году Мэри Пикфорд сыграла для Гриффита тридцать пять ролей.
Причины, по которым Мэри полюбила Оуэна Мура — его внешность, манеры, — предполагают слепое увлечение. Она перечисляла его достоинства: «Его рост пять футов одиннадцать дюймов, он очень красив», темно-синие глаза, румяное ирландское лицо, «музыкальный голос» и «отличные зубы». Правильные черты лица Мура и зачесанные назад волосы придавали ему облик хорошо воспитанного человека. Об Оуэне Муре сохранилось немного добрых воспоминаний. Даже Мэри в последующие годы мало что могла сказать о нем, разве что Мур никогда не сквернословил в присутствии дам. Трудно понять, чем он ее очаровал. Играл Мур довольно посредственно часто напивался. Но он так нравился Мэри, что она не обращала внимания на его пьянство. В конце концов, многие актеры «Байограф» пили, и она боготворила своего отца, хотя его погубил алкоголь. Шарлотта унижала Мэри, отказываясь пускать Оуэна в дом. «Этим, — вспоминает Пикфорд, — она добилась прямо противоположного эффекта». Неодобрение со стороны матери придало ухаживанию вкус запретного плода, и любовники начали встречаться тайно.
7 января 1911 года вышла замуж за Оуэна Мура в Джерси-сити. Мать невесты не знала об этом событии, хотя на церемонию Мэри явилась в котиковой шубке Шарлотты, в платье со шлейфом и в очень неудобных туфлях на высоких каблуках. Мэри вспоминала, что вдруг подумала про себя: «Я плохо его знаю. Я вовсе не люблю его. Что я здесь делаю. Я не послушалась мать. Я не хочу расставаться с семьей. Если я брошусь бежать со всех ног, то успею скрыться в метро, прежде чем он догонит меня». Затем она вообразила себя, бегущей, словно Золушка, вниз по лестнице, подхватив шлейф и с туфлями в руках. Вот она выбегает на улицу, где ее ждет такси. Пикфорд поймала себя на мысли, что у нее нет денег на такси, когда услышала, что ее спрашивают, согласна ли она выйти замуж за Оуэна. Невеста, которой не исполнилось еще и девятнадцати, провела ту ночь без жениха. Мэри не могла рассказать Шарлотте о том, что она вышла замуж. Она в страхе ждала, что ее тайна станет явью. Ее недельное жалованье на семьдесят пять долларов превосходило зарплату Мура. Но проблема заключалась не только в деньгах. Оуэн не мог сравниться с Мэри по таланту. Его не принимали в семье. Сильно пьющий и страдающий от неуверенности в себе, актер часто впадал в депрессию и оскорблял жену и других людей.
6 декабря 1911 года «Нью-Йорк Драмэтик Миррор» опубликовала на первой полосе фотографию Пикфорд, где ранее красовались только звезды театра, а теперь киноконцерн «Маджестик» восторженно заявил о своем новом приобретении. Ей платили уже 225 долларов в неделю. Оуэн получал столько же. У Пикфорд хватило ума не говорить ему о том, что это было важнейшим условием подписанного ею контракта. Бесконечные ссоры сделали их совместную работу в «Маджестик» столь невыносимой, что вместе они снялись только в пяти фильмах. Весной 1912 года Оуэн подписал контракт с компанией «Виктория-филмс». Профессиональный разрыв между Пикфорд и Муром последовал за скрываемым от публики семейным разрывом.
Однажды она прочитала в газете о продюсере Адольфе Цукоре По его мнению, краткость фильмов создавала впечатление их неполноценности. Даже картины, состоящие из двух или трех частей не казались цельными, содержательными произведениями. Совсем по-другому обстояли дела в Европе: например, итальянский фильм «Кво вадис?» (1913) состоял из восьми частей. Такие картины назывались полнометражными фильмами, длились около часа и обычно состояли из пяти и более частей. Эти фильмы приносили большие доходы, но их производство стоило недешево. Студии, имевшие своих зрителей и прокатную систему, ориентированную на короткометражные ленты, противились переменам.
Цукор предложил Мэри вернуться к съемкам в кино. «Какую зарплату вы будете платить Мэри?» — спросила Шарлотта. Цукор не назвал точной суммы, пообещав лишь, что она может рассчитывать на несколько сотен долларов в неделю. После этого Шарлотта встретилась с Д. У. Гриффитом. У Беласко Пикфорд получала 200 долларов в неделю. Шарлотта спросила, сколько даст ей Гриффит. «300 долларов, это самое большее, что я могу дать». Шарлотта упрекнула его в скупости, предупредив, что любая студия согласится платить ее дочери 500 долларов в неделю. Фактически она ожидала, что именно такую сумму назовет Цукор. Учитель, рабочий или фермер подняли бы ее на смех. Далеко не каждому удавалось заработать такие деньги за год.
Так Мэри ушла от Беласко к Цукору. Ушла из бродвейского театра в кино.
